Psychologies: На ваш взгляд, почему в последние годы так заметно вырос наш интерес к возможностям психологической науки?
Зигмунд Фрейд: Я вижу растущее желание людей защищать и развивать свою индивидуальность, которую нынешний мир стремится усреднить и «глобализовать». А что касается психоанализа, то интерес к нему был велик и в мое время, а теперь он вообще стал частью обыденного сознания. С другой стороны, мода на психоанализ способна уничтожить самое ценное, что в нем есть. Судя по тому, что происходит сегодня на улице и телеэкране, все те понятия, которые я отстаивал, — детская сексуальность, эдипов комплекс, ошибочные действия, вытеснение — буквально превратились в штампы. И вряд ли это хорошо. Некоторые люди, с их потребительской позицией, требованиями немедленного удовлетворения импульсивных желаний, одиночеством, безудержной гонкой за успехом, просто раздуваются от нарциссизма. Многие взяли на вооружение мои идеи, чтобы обосновать свое самодовольство (взгляните, какое потрясающее у меня «Я»!) или свое нежелание брать на себя ответственность (это не я, это все мое бессознательное!).
Даты жизни доктора Фрейда
- 6 мая 1856 Сигизмунд Шломо ФрейдЗигмунд Фрейд родился во Фрейберге в Моравии (сейчас Пршибор в Чехии).
- 1860 Семья Фрейда переезжает в Лейпциг, затем в Вену.
- 1873-1882 Фрейд изучает физиологию и биологию на медицинском факультете Венского университета.
- 1885 Стажировка у Жана-Мартена Шарко в парижской клинике Сальпетриер.
- 1886 Фрейд женится на Марте Бернейс и открывает медицинскую практику в Вене.
- 1895 Фрейд публикует «Исследования истерии» в соавторстве с Йозефом Брейером. Параллельно начинает собственный самоанализ и вводит понятие эдипова комплекса.
- 1899 «Толкование сновидений».
- 1905 «Три очерка по теории сексуальности» и «Остроумие и его отношение к бессознательному».
- 1909 «Пять уроков психоанализа».
- 1929 «Неудовлетворенность культурой».
- 1938 Фрейд эмигрирует в Великобританию.
- 23 сентября 1939 Скончался в Лондоне.
Свое бессознательное за все эти годы мы не стали понимать лучше?
З. Ф.: Вопрос не в этом. Бессознательное вечно. Оно не знает ни времени, ни различия полов, ни границы между жизнью и смертью. Это область, откуда берут начало психологические проблемы человека и которая обнаруживает себя в снах, ошибочных действиях, забывании слов или фактов. Сегодня, как и вчера, язык бессознательного строится на трех важнейших механизмах: метафоре (когда мы заменяем один объект, персонажа или слово другим); метонимии (когда часть представляет целое, как в выражении «просить руки») и обращении в собственную противоположность (большое во сне может быть маленьким в реальности). Пока существуют люди, они будут во власти этих психических механизмов, которые чаще всего ускользают от их внимания.
К снам это тоже относится?
З. Ф.: Описанные мною процессы могут варьироваться по форме, но не по существу. Мы не найдем в Библии снов про самолеты, но то, как, к примеру, самолет встраивается в сон сегодняшнего пациента, будет очень мало отличаться от того, как появляются коровы в сне фараона, истолкованном Иосифом. Наши сны все подчиняются одному правилу: они представляют собой видение, реализующее вытесненное желание, и потому похожи на ребус. Образы снов подобны иероглифам. Они содержат в себе некое сообщение. Каждый из нас обладает ключом к их пониманию, не зная об этом.
«СЕКСУАЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ НАС ПУГАЕТ. ОНО ВСЕГДА ТЕМНОЕ И ТРЕВОЖАЩЕЕ, КАК БЫ НАМ НИ ХОТЕЛОСЬ ЕГО ПРИРУЧИТЬ».
Об этом
- Психоанализ. Новейшая энциклопедия Книжный дом, 2010.
- Зигмунд Фрейд. Малое собрание сочинений, Азбука-классика, 2010.
Вас всегда критиковали за то, что вы слишком много говорили и думали о пенисе…
З. Ф.: Действительно, эти упреки не новы для меня. Подобные критики вымывают из психоанализа роль и значение психосексуальности, превращая человека исключительно в субъект отношений. Проблема в том, что, как бы ни хотелось моим противникам избавиться от сексуальности (отрицая то важнейшее место, которая она занимает в человеческой жизни) или хотя бы приручить сексуальное желание, это невозможно. Оно не является ни животным, ни природным, ни «игровым», как нам сегодня пытаются внушить. Это желание темное и тревожащее. Эта часть нас самих пугает нас, а вседозволенность современных нравов пытается замаскировать эту сторону Эроса. Отсутствие даже намеков на сексуальность в «новых» видах психотерапии, имеющих шумный успех, говорит о стремлении задушить сексуальное желание.
Но, возможно, роль сексуальности в развитии человека и впрямь изменилась? Сексуальные революции сделали свое дело, мы живем в свободном обществе…
З. Ф.: Это очередное большое заблуждение. Несмотря на то что половая мораль значительно изменилась и многие прежние страхи исчезли, мы не можем утверждать, что все проблемы мужчин и женщин, связанные с сексуальностью, разрешены. Более того, должен вас огорчить: смысл моих открытий заключается в принципиальной невозможности избежать глубинных внутренних конфликтов, связанных с детской сексуальностью и порождаемыми ею фантазиями. Это те самые конфликты, преодолевая которые младенец становится ребенком, ребенок — мальчиком или девочкой, а те — мужчиной и женщиной.
Депрессия никогда вас не интересовала…
З. Ф.: Это не так. Я ею всегда интересовался, только я называл ее неврастенией. К тяжелым ее формам я даже применял знаменитое в прошлом название «меланхолия».
Предполагая, что невроз можно лечить лекарствами, вы предсказали появление антидепрессантов и транквилизаторов.
З. Ф.: Действительно, я думал, что медикаменты скоро будут излечивать неврозы. Но это было в такой период моей жизни, который я назвал бы антифрейдистским — он был связан с моей страстью к кокаину, с отчаянием от негативной терапевтической реакции пациентов, которые ополчились на меня потому, что уже были близки к выздоровлению. У меня от этого просто опускались руки! Но это была ошибка: хотя лекарства и помогают пережить тяжелые времена, заглушить тревогу, они все же никогда и никого не исцеляют. В какой-то момент пациенту обязательно нужно пройти через иной опыт. Я, кстати, не предвидел, что общество потребления станет придумывать себе болезни ради того, чтобы поддержать фармацевтическую промышленность: «Риталин» якобы лечит детскую гиперактивность, виагра — импотенцию и т. д. На каждое конкретное расстройство психики найдется свой препарат. Но моя теория совершенно про другое: я думаю, что большинство проблем является результатом психического конфликта, который можно выявить и прояснить благодаря слову.
Что вы думаете об иных, отличных от психоанализа видах терапии?
З. Ф.: Я отказываюсь вступать в схватку с этими методами, в основе которых лежит, как правило, бихевиоризм, когнитивизм или то, что обычно объединяют ярлыком «нейробиологии». Я сам, кстати, по образованию невропатолог. Но я все-таки хотел бы отметить, что эти методики не являются новыми. Бихевиоризм — одна из самых старых среди существующих техник. С незапамятных времен известны попытки лечить людей, изменяя их поведение. Такие виды терапии, возможно, помогают, но вопрос не в этом. Если кому-то становится лучше, то дело тут во встрече с терапевтом. Не важно, какова «теория», главное — эффект переноса: пациент воображает, будто его аналитик или психотерапевт знает о нем больше, чем он сам. И эта иллюзия, необходимая на какое-то время, является условием выздоровления. Между двумя людьми происходит нечто, проходящее по «ведомству» любви, и это может производить терапевтическое воздействие. Я думаю, человечество всегда будет нуждаться как в поверхностных методах психотерапии, рассчитанных на быстрый результат, так и в познании глубинных тайн психики, пусть даже по этому пути идет меньшинство. Правда, стрессы, психические травмы и неудовлетворенность современной жизнью многих приводят к пониманию того, что внутренний мир каждого человека значительно больше и сложнее, чем кажется. Это становится началом пути к другому своему «Я». И один из путей — психоанализ.
«ВНУТРЕННИЙ МИР КАЖДОГО ИЗ НАС БОЛЬШЕ И СЛОЖНЕЕ, ЧЕМ КАЖЕТСЯ. ПОНИМАНИЕ ЭТОГО МОЖЕТ СТАТЬ НАЧАЛОМ ПУТИ К ДРУГОМУ СВОЕМУ «Я».
Какие ошибки вы за собой признаете?
З. Ф.: Я и не мог вообразить, что изливать душу, лежа на кушетке психоаналитика, само по себе может оказаться удовольствием и что некоторым людям захочется продолжать анализ бесконечно. Ведь то, что вы регулярно и в течение неопределенно долгого времени встречаетесь с кем-то, кто вас выслушивает, в корне противоречит тем основам, на которых я строил свой метод. Для меня было аксиомой, что с этой чрезвычайно болезненной процедурой все захотят побыстрее покончить — то есть выздороветь. Увы. Я, вероятно, ошибся.
