«Я не разговаривала ни о сексе, ни во время секса»

ФотоGetty Images

«До Валеры я не говорила о сексе и никак не думала, что начну это делать. Когда мне случалось услышать разговоры про «киску» или «дружка», у меня просто скулы сводило от отвращения, настолько пошлым, вульгарным и нелепым мне это казалось. А если мужчина произносил слово «сиськи», я сию же минуту прекращала знакомство с ним. Хочу заметить, что я вовсе не ханжа и против самой идеи эротической речи ничего не имею. Например, я с наслаждением читала набоковскую «Лолиту». Но этот прекрасный язык вожделения я не могла позаимствовать, потому что выражения вроде «огонь моих чресел» или «скипетр моей страсти» слишком торжественны, они годятся для внутренней речи, для размышлений и повествования, но как-то не подходят для прямого обращения к соучастнику эротической сцены. Так мне, во всяком случае, казалось.

«Поговори с ним», — предложил мне один из моих мужчин, имея в виду свой половой орган. Получив в ответ решительный отказ, он попросил: «Ну хоть звук какой-нибудь издавай, а то мне кажется, что ты даже не дышишь». Я попробовала сопеть — и мне стало так смешно, что я принялась хохотать, и из-за этого у него начисто пропала эрекция. А наш роман, разумеется, закончился довольно быстро.

Иногда я думала, что, возможно, причина моей молчаливости не только в эстетических пристрастиях, но еще и в личном опыте. Когда я вышла замуж, мы жили со свекровью и свекром в одной квартире. Стоило мужу чихнуть, как на пороге появлялась его мама: «Ты простудился?» И хотя дверь в нашу комнату, к счастью, запиралась, близкое соседство вовсе не располагало к звуковой аранжировке чувств и телодвижений. В чем мы с мужем были всегда единодушны, так это в стремлении избежать родительских вопросов и замечаний, поэтому мы дружно сводили к минимуму скрипы, шорохи и возню.

Эротические эксперименты я начала уже после развода, когда стала жить в отдельной квартире. Но привычки сложились, и повода их ломать не было, во всяком случае, до встречи с Валерой. Я с самого начала решила, что отношения с ним временные: он не принадлежал к тому типу ответственных мужчин, которые мне по душе. Но именно эта несерьезность нашей связи отчасти снимала с меня ответственность. Меня не слишком волновало, что он обо мне подумает. С ним я играла и дурачилась, позволяя себе то, чего никогда не позволила бы себе с человеком, с которым намеревалась прожить жизнь. И мы, словно дети, устраивали в постели — кроме того, что там бывает обычно — бои подушками, чтения вслух, завтраки и ужины… Толстые альбомы по живописи Валера подсовывал мне под бедра, сообщая, что возводит постамент для единственно нужного миру произведения искусства, требовал, чтоб я устроила у себя в пупке озеро из чая, которое потом сама же должна была выпить! Что, разумеется, было невыполнимо, и он говорил: «Так и быть, я тебе помогу, но за чайное озеро я потребую у тебя чайную розу и буду долго пересчитывать все лепестки, дай-ка посмотрю, все ли они на месте»… Сейчас мне уже не вспомнить всего, что он болтал мне. Валера вообще постоянно что-то приговаривал, но меня это не раздражало. При этом он не заставлял меня отвечать, удовлетворяясь междометиями вроде «угу», «ага» или «не-а».

Мы встречались несколько раз в неделю, а по вечерам он мне часто звонил, чтобы потрепаться о том, как прошел день у каждого из нас. Однажды он, не переводя дыхания, сказал: «А давай прямо сейчас?..» Он не назвал занятие, которое предлагал, но я догадалась по интонации, что он предлагает заняться любовью, и сказала: «Хочешь приехать?», уже собираясь согласиться. Но Валерий с шутливой озабоченностью ответил, что «это нельзя откладывать даже на пять минут, это срочно». И, наверное от неожиданности, я растерялась: «Ладно, давай попробуем».

Наш разговор был совсем не похож на то, как обычно это изображают в книгах или фильмах: «Расскажи, что на тебе сейчас надето. — Я в черном кружевном белье». Валерий рассказывал о своих желаниях и спрашивал меня: «Что ты хочешь», «…а еще что ты хочешь?», «…а если я переверну тебя на живот?». Он вел меня по собственному сценарию, одновременно вписывая его в сюрреалистический антураж с космическими пейзажами и тысячелепестковыми лотосами. Он шептал и напевал мне прямо в ухо, я забыла о телефонной трубке, и когда он спрашивал: «Видишь?» — у меня перед закрытыми глазами возникали видения, которые я ему описывала. Так началась наша телефонная сексуальная сага.

Это было чувственно, азартно, и немного стыдно, и невероятно ярко. Упоительно. Днем я не могла дождаться, когда настанет вечер и я, добравшись до постели, наберу его номер. Хотя иногда он просил меня выйти на улицу. Вы не поверите, насколько меняется мир, если смотреть на него под страстный шепот: «Ты думаешь, что это ветер, а это я. Я нежно прикасаюсь к твоим щекам, щекочу шею… Подкладка твоей юбки — это мои щупальца, они гладят тебе колени, а сейчас я начну подниматься выше…» И я вздыхала и стонала в ответ, уговаривала его продолжать, говорила, как волнуют меня его прикосновения, какой он замечательный. Мне хотелось, чтоб это никогда не заканчивалось. А он требовал, например, чтоб я потрогала себя пальцами «там» и в точности описала ему свои ощущения, а потом вдохнула свой запах и сказала, на что это похоже и какие вызывает ассоциации.

В своих сладострастных вечерних беседах мы вышли далеко за пределы человеческой физиологии, мы представляли себя львами и касатками, инопланетянами, у которых вся (синяя) кожа — это орган наслаждения и размножения, мы менялись ролями, и я бывала усталым рыцарем, а он лесной феей! Особенная прелесть была в мелких подробностях, оттенках, не так важно было, что мы делаем, сколько — как мы это делаем. Быстро, нежно, медленно, резко или плавно. Мы растягивали наслаждение, переживая каждый последовательный переход от «все еще не» к «теперь уже скоро».

Мой активный словарный запас существенно расширился, я научилась рассказывать о бегущих по позвоночнику мурашках, о «мерцании» внизу живота, о трепете в бедрах, о том, как мне хотелось бы пройтись по его телу руками, а на кончиках пальцев у меня были бы соловьиные язычки, и я бы щекотала ими «скипетр его страсти». Мы так увлеклись этой игрой, что, даже встречаясь, целуясь и проникая друг в друга, продолжали на ходу сочинять параллельную реальность. Раньше мне казалось, что усилие, которое требуется, чтоб подобрать слова, будет отвлекать меня от переживаний и мешать процессу. Но на деле я попадала в свой внутренний поток, где не нужно было ничего придумывать, и говорить мне было не труднее, чем кошке мурлыкать. Я чувствовала, как Валера откликается и на мои прикосновения, и на мое «мурлыканье», и в этом вдобавок к чисто эротическим переживаниям скрывалось наслаждение тайной властью, потому что я могла по своему желанию усилить его отклик, ускорить или замедлить его ласки.

Следующий мой мужчина был полной противоположностью Валеры, сдержанный и немногословный. Но когда однажды я занялась с ним любовью по телефону — причем он даже не понял, в какой момент это началось, — он пришел в восторг. И потом делал мне множество комплиментов, рассказывая, какая я удивительная женщина, что он и представить не мог, что можно так возбуждаться и наслаждаться, просто слушая голос. Он был уверен, что это у меня врожденный талант. А я не стала его разубеждать».

Источник

Рекламный блок
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Женский журнал